захлопнул дверь судья.
оргАн, свихнувшись, воет Рио-Риту.
дождь в воздух влип, как щебень в жирный битум,
черту под приговором подведя.
я проклят был свидетельством дождя,
в пустых деревьях Речи Посполитой.
в осенней дымке, в лязге поездов,
бессонном, вечном,
(будто-бы друг с другом
они все сцеплены, седьмым проходят кругом),
в неприбранности утренних садов
я был наказан зрением и слухом
и меткой долгой жизни на руках.
дождь шелушил по станционным доскам,
за нужником валялась Матка Боска,
расстрелянная, в спущенных чулках.
у ближней рощи догорал костёл
и без огня похожий на костёр
и витражи выбрасывались в лужи,
выхлопывались, трескаясь, из рам.
я проклят был.
а он сгорал, сгорал...
пустой, святой и никому не нужный.
