и дерево росло.
на смену травам, выползали камни,
базальтовое, мёртвое зерно,
непринятое почвой.
и прохладней
и всё плотнее становилась тень
и накрывала дом, где вечно длилось
чужое время,
где,
как "Наутилус",
блуждал я в тишине и темноте.
я всматривался, вслушивался, жил,
под потолок подбрасывал монету,
влюблённый в эту женщину
и в эту...
я видел как простуженно дрожит,
крошится, гибнет грифель карандашный,
вонзённый в страшный, чистый лист бумажный...
я слушал, как стеклянно дребезжит
окно и думал
о горячем ветре,
пришедшем с юга,
и слова мои
росли и расползались и текли -
сырой посев из старой чашки Петри.
и вот тогда я выходил и ждал
восхода.
нет, не выходил - всплывал,
хватая воздух ртом, что было силы,
как тонущий.
и на краю холма,
заметив свет, сказать пытался : " шма..."
и захлебнувшись, говорил: " спасибо".